Аристократ по рождению, выпускник Оксфорда, Сидни питал любовь к наукам, языкам и литературе и стал покровителем поэтов, прежде чем прославился в этом качестве сам.
Готовясь к дипломатическому поприщу, он три года провёл на континенте во Франции, где сблизился с литераторами-протестантами Маро, Дюплесси-Морне, Безой. Пережив в Париже Варфоломеевсвкую ночь, Сидни горел желанием сражаться за дело протестантизма. Но поскольку королева не разделяла его точку зрения, он удалился на время в свои поместья, где неожиданно раскрылся его поэтический талант. Этому способствовали литературные досуги в кружке его сестры Мэри, будущей графини Пэмброк, покровительницы искусств. В сельской тиши Сидни создал цикл лирических сонетов и возвратился ко двору в блеске новой литературной славы, после того как Елизавета милостиво приняла посвящённую ей пастораль «Майская королева». В столице вокруг него сплотился кружок поэтов, названный Ареопагом, включавший Г. Харви, Э. Спенсера, Ф. Гревила и Э. Дайара. Отныне Сидни сделался в глазах современников английским воплощением совершенного придворного, сочетая аристократизм, образованность, доблесть и поэтический дар. Отправившись воевать за дело протестантизма в Нидерланды, он был смертельно ранен и, умирая, совершил благородный жест - уступил принесённую ему флягу с водой истекавшему кровью простому солдату. Тело его перевезли в Англию и с королевскими почестями похоронили в соборе Св. Павла. Трагическая гибель протестантского героя сделала его английской национальной легендой. и в течение многих лет сэр Филип оставался самым популярным поэтом в Англии. Он же стал первым из поэтов елизаветинской эпохи, чьи стихи перевели на другие европейские языки.
Сидни был новатором в поэзии и в теории литературы. При том, что устоявшаяся форма сонета была излюбленной и чрезвычайно распространённой в Европе в XVI в., он не стал подражать итальянским или испанским образцам, как многие эпигоны, «мешавшие мёртвого Петрарки стон певучий» с «треском выспренных речей», хотя Сидни искренне почитал Петрарку и перевёл на английский многое из итальянской и испанской лирической поэзии. Он создал цикл из 108 сонетов «Астрофил и Стелла», оригинальность которого состояла в объединении этих поэтических миниатюр общим замыслом в эпопею, подлинную «трагикомедию любви» с её надеждами и обольщениями, ревностью и разочарованиями, борьбой добродетели и страсти. Финал цикла печален: лирический герой остался невознаграждённым за свою любовь и преданность, и в то же время оптимистичен, ибо муки и испытания указали ему путь к нравственному совершенству. Любовь открыла истинную красоту и отныне будет служить поддержкой в горестях и давать силы для новых подвигов, в том числе на гражданском поприще.
Поэт экспериментировал с включением диалога в сонеты, что делало его героев необыкновенно яркими живыми персонажами. В то же время его стихи полны неожиданных для читателя парадоксальных умозаключений и юмора. С лёгкой руки Сидни тонкая ирония стала характерной чертой английской лирики.
Отдавая должное и другим формам поэзии - элегиям, балладам, одам, героическому и сатирическому стиху, после Сидни английские поэты предпочитали сонет всем остальным. Э.Спенсер, Д.Дэвис оставили сотни миниатюрных шедевров, заключённых в неизменных 14 строчках.
Ф. Сидни выступил как серьёзный теоретик литературы и искусства в трактате «Защита поэзии» - эстетическом манифесте его кружка, написанном в ответ на пуританские памфлеты, осуждающие «легкомысленную поэзию». Он проникнут гуманистическими размышлениями о высоком предназначении литературы, воспитывающей нравственную личность и помогающей достичь духовного совершенства, которое невозможно без сознательных усилий самих людей. По мнению автора, цель всех наук, равно как и творчества заключается в «познании сущности человека, этической и политической, с последующим воздействием на него». С юмором и полемическим задором, опираясь на «Поэтику» Аристотеля, а также примеры из античной истории, философии и литературы, Сидни доказывал, что для пропаганды высоких нравственных идеалов поэт более пригоден, чем философ-моралист или историк с их скучной проповедью и назидательностью. Он же благодаря безграничной фантазии может свободно живописать перед аудиторией образ идеального человека. Поэт в его глазах вырастал в соавтора и даже соперника Природы: все остальные подмечают её закономерности, и «лишь поэт … создаёт в сущности другую природу, … то, что лучше порождённого Природой или никогда не существовало…»
Мысли Сидни о предназначении поэзии были восприняты лучшими литераторами той поры - Э.Спенсером, У.Шекспиром, Б.Джонсоном. Он заложил традицию, определившую лицо литературы в эпоху королевы Елизаветы, творимой поэтами-интеллектуалами, одержимыми высокими этическими идеалами, но чуждыми обывательскому морализаторству.
Ф. Сидни и его протеже Э. Спенсер стали зачинателями английской пасторали. В 1590 г. был опубликован незавершённый роман Сидни «Аркадия», в котором вольно чередовались проза и стихи, повествующий о захватывающих приключениях двух влюблённых принцев в благословенном краю, идиллическое описание которого воскрешало образ античной Аркадии, но в то же время в нём угадывается пейзаж родной поэту Англии.
Портрет сэра Филипа Сидникисти неизвестонго художника (копия XVIII века с оригинала, датируемого ок. 1576 г.)
Сэр Филип Сидни [Sir Philip Sidney ; 30.11.1554, Пенсхёрст-Плейс, Кент — 17.10.1586, Арнем, Республика Соединённых провинций Нидерландов] — придворный, государственный деятель, воин, поэт и покровитель ученых и поэтов, считался идеальным джентльменом своего времени. В истории английской литературы он остался трижды новатором — в области поэзии, прозы и теории литературы. Если не считать сонетов Шекспира, цикл «Астрофил и Стелла» Сидни рассматривают как самый прекрасный цикл сонетов елизаветинской эпохи, а «Защита поэзии» Сидни воплотила критические идеи теоретиков Ренессанса применительно к Англии.
Филип Сидни был старшим сыном сэра Генриха Сидни и леди Мэри Дадли , дочери герцога Нортумберлендского, крестным отцом его был сам испанский король Филипп II . После восшествия Елизаветы на престол его отец был назначен лордом-президентом Уэльса (и позже трижды назначался лордом-наместником Ирландии), а дядя, Роберт Дадли , получил титул графа Лестера и стал наиболее доверенным советником королевы. Конечно, с такими родственниками молодому Cидни была суждена карьера государственного деятеля, дипломата и воина. В возрасте 10 лет он поступил в наиболее прогрессивную по тем временам школу в Шрюсбери, где его одноклассником был поэт Фулк Гревилль (позже должностное лицо при дворе Елизаветы ), ставший на всю жизнь его другом и первым биографом. С февраля 1568 г. по 1571 г. он прошел трехлетний курс обучения в Оксфорде, позднее путешествовал по Европе (с мая 1572 г. по июнь 1575 г.), совершенствуя свои познания в латинском, французском и итальянском языках. Он был очевидцем трагической Варфоломеевской ночи, приобрел также непосредственные познания в европейской политике и познакомился со многими ведущими государственными деятелями Европы. Его первым назначением при дворе (в 1576 г.) стала должность королевского виночерпия, которую он унаследовал от отца, не прибыльная, но почетная. В феврале 1577 г., в возрасте всего 22 лет, он был послан послом к немецкому императору Рудольфу II и пфальцграфу Луи VI , чтобы выразить соболезнования королевы Елизаветы по случаю кончины их отцов. Наряду с этой формальной задачей ему поручается прозондировать отношение немецких принцев к формированию всеевропейской Протестантской лиги (это была главная политическая цель Англии — путем объединения других протестантских государств в Европе уравновесить угрожающую мощь римско-католической Испании). Сидни возвратился с восторженным докладом о перспективах формирования такой лиги, но осторожная королева послала других эмиссаров проверить его доклад, и они возвратились с менее оптимистическими взглядами на надежность немецких принцев в качестве союзников. Следующее ответственное официальное назначение Сидни получил только восемь лет спустя. Тем не менее он продолжал заниматься политикой и дипломатией. В 1579 г. он написал королеве конфиденциальное письмо с возражениями против ее помолвки с герцогом Анжуйским , римско-католическим наследником французского престола. Кроме того, Сидни был членом Парламента от графства Кент в 1581 и 1584-1585 гг. Он переписывался с иностранными государственными деятелями и развлекал важных гостей. Сидни был одним из немногих современников-англичан, проявлявших интерес к недавним открытиям в Америке, и поддерживал исследования мореплавателя сэра Мартина Фробишера . Позднее он заинтересовался проектом организации сэром Уолтером Рэли американской колонии в Виргинии и даже намеревался сам отправиться в поход против испанцев вместе с сэром Фрэнсисом Дрейком . У него были разносторонние научные и художественные интересы, он обсуждал вопросы искусства с живописцем Николасом Хиллардом и проблемы химии с ученым Джоном Ди , был большим покровителем ученых и писателей. Ему были посвящены более 40 работ английских и европейских авторов — работы по богословию, древней и современной истории, географии, военному делу, юриспруденции, логике, медицине и поэзии, что указывает на широту его интересов. Среди множества поэтов и прозаиков, искавших его покровительства, были Эдмунд Спенсер , Томас Уотсон , Абрахам Фраунс и Томас Лодж . Сидни был превосходным всадником и прославился участием в турнирах — частично спортивных соревнованиях, а частично символических представлениях, которые были главным развлечением двора. Он страстно желал жизни, полной опасностей, но его официальная деятельность была в значительной степени церемониальной — прислуживание королеве при дворе и сопровождение ее в поездках по стране. В январе 1583 г. он был произведен в рыцарское звание, но не за какие-то выдающиеся заслуги, а чтобы дать ему право замещать своего друга, принца Казимира , который должен был получить Орден Подвязки, но не мог посетить церемонию. В сентябре он женился на Франциске — дочери государственного секретаря королевы Елизаветы , сэра Фрэнсиса Уолсингема . У них была одна дочь, Елизавета. Поскольку королева не предоставляла ему ответственной должности, он в поисках выхода своей энергии обратился к литературе. В 1580 г. он закончил героический роман в прозе «Аркадия». Характерно, что с аристократической беспечностью он называл его «пустячком», в то время, как роман является повествованием с запутанным сюжетом, состоящим из 180000 слов. В начале 1581 г. его тетка, графиня Хантингдонская , привезла ко двору свою племянницу Пенелопу Деверье , которая в конце года вышла замуж за молодого лорда Рича . Сидни влюбился в нее и летом 1582 г. сочинил цикл сонетов «Астрофил и Стелла» о любви молодого придворного Астрофила к замужней даме Стелле, описав неожиданно настигшую его любовь, свою борьбу с нею и окончательный отказ от любви во имя «высокой цели» служения обществу. Эти сонеты, остроумные и полные страсти, стали выдающимся явлением елизаветинской поэзии.
Пенелопа Деверье , сестра фаворита Елизаветы графа Эссекса , была незаурядной личностью. Она была очень красива, образованна, владела французским, итальянским и испанским языками, участвовала в придворных спектаклях. Брак Пенелопы с графом Ричем не был счастливым, и, родив мужу четырех детей, она примерно в 1588-1589 гг. стала любовницей сэра Чарльза Блаунта . Получив в 1605 г. развод, она вышла замуж за Блаунта (к этому времени у нее и от него было четверо детей). Новое замужество оказалось недолгим — Блаунт вскоре умер, а вслед за ним, в 1607 г., скончалась и Пенелопа.
Но вернемся в 1582 год. Примерно в это время Сидни написал и «Защиту поэзии» — философско-эстетическое кредо создателей новой английской поэзии, красноречивое доказательство социальной ценности творчества, которая осталась самым прекрасным достижением елизаветинской литературной критики. В 1584 г. он начал коренным образом перерабатывать свою «Аркадию», превращая прямолинейный сюжет в многоплановое повествование. Роман остался законченным только наполовину, но и в таком виде остается наиболее важным прозаическим сочинением XVI столетия на английском языке. Он также написал ряд других стихотворений, а позднее начал перекладывать Псалмы. Писал он для собственного развлечения и для развлечения близких друзей; с типичным для аристократических взглядов пренебрежением к коммерции он не разрешал издавать свои сочинения при жизни. Откорректированная версия «Аркадии» была напечатана в неполном виде только в 1590 г.; в 1593 г. в новом издании добавлены последние три книги в первоначальной версии (полный текст первоначальной версии оставался в рукописи до 1926 г.).
«Астрофил и Стелла» были напечатаны в 1591 г. в искаженном варианте, «Защита поэзии» — в 1595 г., а собрание сочинений — в 1598 г. (оно переиздавалось в 1599 г. и девять раз в течение XVII столетия).
В июле 1585 г. Сидни получил долгожданное назначение. Он вместе с дядей, графом Уориком , был назначен руководителем ведомства, обеспечивавшего военные поставки в Королевстве. В ноябре королеву, наконец, убедили помочь Голландии в борьбе с испанскими захватчиками, послав им войска во главе с графом Лестером . Cидни был назначен губернатором города Флашинга и получил под командование отряд конницы. Последующие 11 месяцев были потрачены на неэффективные кампании против испанцев, и Cидни было трудно сохранять боевой дух плохо оплачиваемых войск. Он написал тестю, что если королева не заплатит солдатам, то потеряет свои гарнизоны, но что касается его самого, любовь к цели никогда не позволит ему устать от попыток ее достижения, потому что «мудрый и верный человек никогда не должен огорчаться, если правильно исполняет собственный долг, хотя другие его и не выполняют».
22 сентября 1586 г. Сидни добровольно вызвался участвовать в операции по предотвращению доставки испанцами продовольствия в город Зутфен. Транспорт охранялся большими силами, превосходившими англичан численностью, но Cидни трижды прорывался через вражеские линии, и с раздробленным пулей бедром самостоятельно выехал с поля боя. Его отвезли в Арнхем, рана воспалилась, и он приготовился к неизбежной смерти. В последние часы он признался, что не сумел избавиться от любви к леди Рич , но теперь к нему возвращаются радость и успокоение.
Сидни похоронили в соборе св. Павла в Лондоне 16 февраля 1587 г. с почестями, обычно оказываемыми очень знатным аристократам. Университеты Оксфорда и Кембриджа и европейские ученые выпустили мемориальные издания в его честь, а почти каждый английский поэт написал стихи в память о нем. Он заслужил эти почести, хотя и не свершил никаких выдающихся государственных дел — можно написать историю политических и военных событий времен Елизаветы , ограничившись всего лишь упоминанием его имени. Восхищение вызывал его идеальный образ.
Соч. : A Defence of Poesie and Poems. L. : Cassell and Company, 1891; The Cambridge History of English and American Literature. Vol. 3. Cambridge: Cambridge University Press, 1910; Shelley’s Poetry and Prose: A Norton Critical Edition. 2nd ed. / Ed. by D. H. Reiman, N. Fraistat. N. Y. : W. W. Norton & Company, 2002; в рус. пер. — Астрофил и Стелла. Защита поэзии. М. : Наука, 1982. (Литературные памятники); Строфы века-2. Антология мировой поэзии в русских переводах XX века / Под. ред. Е. Витковского. М. : Полифакт, 1998. (Итоги века. Взгляд из России).
Лит. : Greville F. Life of the Renowned Sir Philip Sidney. L., 1652; Kimbrough R. Sir Philip Sidney. N. Y. : Twayne Publishers, Inc., 1971; Sidney: the Critical Heritage / Ed. by M. Garrett L. : Routledge, 1996; Моцохейн Б. И. Кто этот господин? (Беседы о Вильяме Шекспире, его эпохе и современниках, его земной судьбе и бессмертной славе, увлекательных загадках его биографии и их изобретательных решениях). М. : Топливо и энергетика, 2001. С. 204-207; Gavin A. Writing after Sidney: the Literary Response to Sir Philip Sidney 1586-1640. Oxford: Oxford University Press, 2006; Халтрин-Халтурина Е. В. Антология поэтических форм в «Старой Аркадии» Филипа Сидни: под знаком противостояния Аполлона и Купидона // Стих и проза в европейских литературах Средних веков и Возрождения / Отв. ред. Л. В. Евдокимова; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького РАН. М. : Наука, 2006. С. 117-136.
Библиограф. описание : Моцохейн Б. И. Сэр Филип Сидни [Электронный ресурс] // Информационно-исследовательская база данных «Современники Шекспира». URL: .
Jan. 8th, 2007 | 12:25 pm
mood: дурное
music: Sting - John Dowland"s The Battle Galliard
Раз уж речь зашла о Елизавете, хотелось бы написать об одной из самых любимых личностей той поры, сэре Филипе Сидни. Признаюсь, знаю о нем не слишком много, но и этих ограниченных биографических сведений, а также его стихов было достаточно для возникновения симпатии:-)
Сэр Филип Сидни (30.11.1554 - 17.10.1586), поэт, придворный и воин, является одной из наиболее выдающихся личностей елизаветинской эпохи.
Старший сын сэра Генри Сидни и леди Мэри Дадли, Филип родился в фамильном поместье Пентхерст, в Кенте. Его мать была дочерью Джона Дадли, герцога Нортумберленда, и сестрой Роберта Дадли, графа Лестера, фаворита Елизаветы I. Его младшая сестра Мэри вышедшая замуж за Генри Герберта, графа Пемброка, была переводчиком и меценатом. Именно ей Сидни посвятил свою самую большую работу, роман "Аркадия". Крестным отцом Сидни-младшего стал испанский король Филипп II.
Пройдя обучение в Шрусбери-скул и оксфордском колледже Крайст-Черч, Филип три года путешествовал по Европе, посетив Францию, где принимал участие в брачных переговорах между Елизаветой и герцогом Алансонским, а также стал свидетелем Варфоломеевской ночи, Германию, Италию, Польшу и Австрию. Во время поездки Сидни не только совершенствовался в знании языков, но и встречался со знаменитыми политиками и мыслителями того времени, к примеру, со знаменитым поэтом Торквато Тассо.
Вернувшись в Англию в 1575 году, Сидни повстречал 13-летнюю Пенелопу Деверо, вдохновившую его на написание знаменитого цикла из 108 сонетов "Астрофил и Стелла" (1581, опубл. в 1591), ставшего значимым явление в английской поэзии (он использовал стихотворные приемы своего любимого Петрарки, не впадая, однако, в зависимость от итальянского учителя). Граф Эссекс, отец девушки, планировал выдать дочь за Сидни, однако его смерть (1576) расстроила брачные планы.
Филип же посвятил себя не только искусству, но и политике, защищая административные преобразования своего отца, бывшего наместником в Ирландии, а также выступая против французского брака королевы, что привело к ссоре Сидни с Эдвардом де Вером, графом Оксфордским. Последовал вызов на дуэль, однако Елизавета запретила этот поединок. Филип написал длинное письмо королеве, в котором обосновывал безрассудство брака с герцогом Анжуйским. Елизавета была возмущена подобной дерзостью, и Сидни пришлось удалиться от двора.
Во время опалы поэт сочинил роман "Аркадия" (1581, опубл. в 1595), посвятив его своей сестре, и трактат "В защиту поэзии" (1580, опубл. в 1590). Другой знаменитый елизаветинец, Эдмунд Спенсер, с которым Сидни свел знакомство в тот период, посвятил свой "Пастушечий календарь" именно ему. Вполне вероятно, Сидни принимал участие в кружке английских гуманистов "Ареопаг", призванном приблизить английский стих к классическим образцам. Также он начал стихотворный перевод книги Псалмов, законченный после его смерти его сестрой.
В 1581 Сидни вернулся ко двору. В том же году Пенелопа Деверо вышла, против своей воли, за лорда Роберта Рича.
В 1583 поэту было пожаловано рыцарское звание.
Первоначальные планы женитьбы Филипа на Анне, дочери Уильяма Сесила, министра королевы Елизаветы, расстроились ближе к 1571. В 1583 Сидни женился на 14-летней Фрэнсис, дочери сэра Фрэнсиса Уолсингема, государственного секретаря.
В следующем году поэт познакомился с Джордано Бруно, который впоследствии посвятил ему две из своих книг.
Семейные традиции и личный опыт (во время Варфоломеевской ночи он находился в парижском доме Уолсингема) сделали Сидни пылким протестантом. Он неоднократно высказывался в пользу нападения на Испанию, а также создания протестантской лиги - для отражения мощи Испании и ее католических союзников. В 1585 он был назначен губернатором голландского Флиссингена, годом позже командовал удачным нападением на испанские войска вблизи крепости Аксель. Несколько месяцев спустя Сидни сражался под началом сэра Джона Норриса в битве при Зютфене, во время которой был ранен в бедро. Через двадцать два дня сэр Филип скончался. Согласно известной истории, раненый, он отдал свою флягу другому изувеченному солдату, со словами: "Тебе она нужнее, чем мне" (Thy need is greater than mine).
Филип Сидни был похоронен в лондонском соборе Св.Павла (16.02.1587). Еще при жизни для многих англичан поэт стал символом идеального придворного: образованный, ловкий - и в то же время, щедрый, отважный и импульсивный. Эдмунд Спенсер увековечил его как одного из самых блестящих представителей английского рыцарства в своей элегии Astrophel, одном из величайших произведений английского Возрождения.
При жизни поэта его произведения не печатались, будучи известными узкому кругу почитателей. В 1591 году графиня Пемброк собрала воедино и издала сочинения брата.
Самым первым биографом Сидни стал его школьный товарищ и друг Фульк Гревил.
В 1590 вдова поэта вышла за Роберта Деверо, графа Эссекса, несостоявшегося шурина Сидни, родив ему троих детей.
Один из участников т.н. "Ржаного заговора" (1683), Алджернон Сидни, приходился внучатым племянником сэру Филипу.
Филип Сидни
Пенелопа Деверо, леди Рич
Фрэнсис Уолсингем
Роберт Деверо, 2-ой граф Эссекс
Ранение Филипа Сидни
|
Comments {10}
(no subject)
from:
date:
Jan. 8th, 2007 10:43 am (UTC)
Да-да, у него есть дивное стихотворение “My true love hath my heart and I have his”, которое Лестер читает Елизавете в фильме «Елизавета». Насколько я помню, он считался идеалом рыцарством и его смерть очень оплакивали.
Спасибо за портреты;)
|
Надеюсь, не будут забыты...
from:
labazov
date:
Jan. 8th, 2007 11:26 am (UTC)
Его сестра Мэри Сидни Герберт, графиня Пембрук и его дочь Елизавета, жена Роджера Мэннерса, графа Рэтленд.
По версии И.Гилилова супружеская пара Мжннерс и была "Шекспиром", а по версии В. Новомировой - "Шекспиром" была Мэри Сидни Герберт и ее сыновья. См. Загадка личности Уильяма Шекспира. .
P.S. Есть и абсолютно умозрительная, но любопытнейшая конспирологическая версия, что Филип Сидни не погиб, а скрылся, и из "подполья" вместе с Эдвардом де Вером, графом Оксфордским, создал "Шекспира".
Филип Сидни
Защита поэзии
Филип Сидни
Защита поэзии
Перевод Л. И. Володарской
Когда благородный Эдвард Уоттон и я находились при императорском дворе {1}, искусству верховой езды нас обучал Джон Пьетро Пульяно, который с великим почетом правил там в конюшне {2}. И, не разрушая нашего представления о многосторонности итальянского ума, он не только передавал нам свое умение, но и прилагал усилия к тому, чтобы обогатить наши умы размышлениями, с его точки зрения, наиболее достойными. Насколько я помню, никто другой не наполнял мои уши таким обилием речей, когда (разгневанный малой платой или воодушевленный нашим ученическим обожанием) он упражнялся в восхвалении своего занятия. Он внушал нам, что они и хозяева войны, и украшение мира, что они стремительны и выносливы, что нет им равных ни в военном лагере, ни при дворе. Более того, ему принадлежит нелепое утверждение, будто ни одно мирское достоинство не приносит большей славы королю, чем искусство наездника, в сравнении с которым искусство управления государством казалось ему всего только pedanteria {Мелочной въедливостью (итал.).}. В заключение он обычно воздавал хвалу лошади, которая не имеет себе равных среди животных: она и самая услужливая без лести, и самая красивая, и преданная, и смелая, и так далее в том же роде. Так что не учись я немного логике {3} до того, как познакомился с ним, то подумал бы, будто он убеждает меня пожалеть, что я не лошадь. Однако, хоть и не короткими речами, он все же внушил мне мысль, что любовь лучше всякой позолоты заставляет нас видеть прекрасное в том, к чему мы причастны.
Итак, если Пульяно с его сильной страстью и слабыми доводами {4} вас не убедил, я предложу вам в качестве другого примера самого себя, который (не знаю, по какому несчастью) в нестарые и самые свои беззаботные годы внезапно оказался в звании поэта, и теперь мне приходится защищать занятие, которого я для себя не желал, потому если в моих словах окажется более доброй воли, нежели разумных доводов, будьте к ним снисходительны, ибо простится ученику, следующему за своим учителем. Все же должен сказать, поскольку я считаю своим печальным долгом защищать бедную Поэзию {5}, которая раньше вызывала чуть ли не самое большое уважение у ученых мужей, а теперь превратилась в посмешище для детей, то я намереваюсь привести все имеющиеся у меня доводы, потому что если раньше никто не порочил ее доброе имя, то теперь против нее, глупенькой, зовут на помощь даже философов, что чревато великой опасностью гражданской войны между Музами.
Во-первых, мне кажется справедливым напомнить всем тем, кто, исповедуя познание, поносит Поэзию, что очень близки они к неблагодарности в стремлении опорочить то, что самые благородные народы, говорящие на самых благородных языках, почитают как первый источник света в невежестве, как кормилицу, молоком своим укрепившую их для более труднодоступных наук. И не уподобляются ли они ежу {6}, который, пробравшись в чужую нору как гость, выжил оттуда хозяина? Или ехидне, рождением своим убивающей родительницу? {7} Пусть просвещенная Греция с ее многочисленными науками покажет мне хотя бы одну книгу, созданную до Мусея, Гомера и Гесиода {8}, - а ведь эти трое были только поэтами. Нет, никакой истории не под силу найти имена сочинителей, которые бы, живя раньше, творили другое искусство, нежели искусство Орфея, Лина {9} и прочих, которые первыми в этой стране, думая о потомстве, поручили свои знания перу и могут по справедливости быть названы отцами в познании: ибо не только по времени они первые (хотя древность всегда почтенна), но также и потому, что первыми стали чарующей красотой побуждать дикие, неукрощенные умы к восхищению знанием. Рассказывают, что Амфион {10} с помощью поэзии двигал камни, когда строил Фивы, и что Орфея заслушивались звери - на самом деле бесчувственные, звероподобные люди. У римлян были Ливии Андроник и Энний {11}. Поэты Данте, Боккаччо и Петрарка {12} первыми возвысили итальянский язык, превратив его в сокровищницу науки. В Англии были Гауэр и Чосер {13}, и за ними, восхищенные и воодушевленные несравненными предшественниками, последовали другие, украшая наш родной язык как в этом, так и в других искусствах.
И столь это было очевидно, что философы Греции долгое время отваживались являть себя миру не иначе, как под маскою поэта. Фалес, Эмпедокл и Парменид {14} пели свою натурфилософию в стихах, так же поступали Пифагор и Фокилид {15} со своими нравоучениями, Тиртей {16} - с военным делом и Солон {17} - с политикой; вернее сказать, будучи поэтами, они прилагали свой талант к таким областям высшего знания, которые до них оставались скрытыми от людей. То, что мудрый Солон был истинным поэтом, явствует из знаменитого сказания об Атлантиде, написанного им стихами и продолженного Платоном {18}.
Воистину даже у Платона каждый, вчитавшись, обнаружит, что хоть содержание и сила его творений суть Философия, но одеяние их и красота заимствованы им у Поэзии, ибо все зиждется у него на диалогах, в которых многих честных граждан Афин он заставляет рассуждать о таких материях, о которых им нечего было бы сказать даже на дыбе; кроме того, если поэтические описания их встреч - будь то на богатом пиру или во время приятной прогулки - с вплетенными в них простыми сказками, например о кольце Гигеса {19}, не покажутся кому-то цветами поэзии, значит, никогда нога этого человека не ступала в сад Аполлона {20}.
И даже историографы (хотя на устах у них события минувшие, а на лбах начертана истина) с радостью заимствовали манеру и насколько возможно влияние поэтов. Так, Геродот {21} дал своей Истории имена девяти Муз; он, подобно другим, последовавшим за ним, присвоил себе принадлежащие Поэзии пылкие описания страстей, подробные описания сражений, о которых не дано знать ни одному человеку, но если тут мне могут возразить, то уж ни великие цари, ни полководцы никогда не произносили те пространные речи, которые вложены в их уста.
Ни философ, ни историограф, разумеется, не смогли бы в те давние времена войти в ворота народных суждений, не будь у них могущественного ключа - Поэзии, которую и теперь легко обнаружить у тех народов, у которых еще не процветают науки, однако и они уже познали Поэзию.
В Турции, за исключением законодателей-богословов, нет других сочинителей, кроме поэтов. В соседней нам Ирландии, где настоящая ученость распространяется скудно, к поэтам относятся с благоговейным почтением. Даже у самых варварских и невежественных индейцев, которые еще не знают письменности, есть поэты, и они слагают и поют песни - areytos - о деяниях предков и милости богов. Возможно, что образование придет и к ним, но после того, как нежные услады Поэзии смягчат и изощрят их неповоротливые умы, ибо, пока не находят они удовольствия в умственных упражнениях, никакие великие посулы не убедят их, не познавших плодов познания. Достоверные источники рассказывают о том, что в Уэльсе, на земле древних бриттов, поэты были и в далеком прошлом и там их называли bards; они пережили все нашествия и римлян, и саксов, и датчан, и норманнов, стремившихся уничтожить даже самое память о знаниях, и живы поныне. Раннее рождение Поэзии не более замечательно, чем ее долгая жизнь.
Филип Сидни
Некоторые сонеты
Филип Сидни
Некоторые сонеты
С тех пор я болен, как гроза ушла:
С тех пор мне страшно, что за мной следят;
С тех пор сирены в путь меня манят;
4 С тех пор завеса на глаза легла;
С тех пор мой ум впитал смятенья яд;
С тех пор душе свобода тяжела;
С тех пор у снега я прошу тепла
8 И слабым чувством в плен рассудок взят.
Ну что ж, Любовь, я подчинюсь ярму
И поступлю, как требует закон,
Поскольку тот, кто разбивал тюрьму,
Сказать по чести, не бывал спасен.
Ах, столько чар в тюремщике моем,
14 Что я согласен вечно быть рабом.
перевод А. Шараповой
Великая Любовь сошла ко мне,
Рождая в сердце робость и недуг
И, как заклятый недруг на войне,
4 Ища в убийстве худшую из мук;
Не красотой заряжен дерзкий лук,
Но прелестью, влекущею вполне,
И добродетель не поможет мне,
8 И падает рассудка меч из рук:
Живой, я смерти пошлину плачу,
Чудовища мне снятся наяву,
Я тяжесть непомерную влачу
И помощь бесполезную зову
Но мысль голодной смертью умерла,
14 Отведав с Купидонова стола.
перевод А. Шараповой
На мотив:
Non credo gia ehe pin infelice amante
Огонь пылает от моих скорбей,
И небо льет обильные дожди,
Вода рыдает на брегах морей,
Скорбит земля у неба на груди.
Слава ко мне спешит,
Время уходит прочь,
Пространство с тоскою зрит,
Как бесконечна без надежды ночь.
Лишь ей меня не жаль. Мне вслед горят
Ее глаза жестокими огнями,
Но пламя этих глаз
12 В моей душе поддерживает пламя.
Сожги меня, огонь, чтоб не гореть мне,
О воздух, сгинь, чтоб не дышать тобой,
Возьми меня, вода, чтоб не жалеть мне,
Земля, разверзнись, сердце успокой.
Слава, убей мой дар,
Время, пробей мой час,
Пространство, ускорь кошмар,
Стихии, меры, умоляю вас!
Но вся природа в страхе отвернулась,
И смерть склонилась перед ней, живой.
О смерть, ты обманулась:
24 Надменная пренебрегает мной.
перевод А. Шараповой
На тот же мотив
Когда шумит ликующий апрель
И землю пробуждает ото сна,
Надрывно льется Филомелы трель,
Как будто гроздью терний пронзена:
Скорбя и сожалея,
Она поет уныло
Печаль ей грудь сдавила,
То память о насилии Терея.
Твоя земля в цветах, моя - мертва.
12 Вонзаются шипы в мои слова.
У Филомелы нет другого горя,
Как только память о любви отмщенной.
Возвышенная слабость плачет, споря
С отчаяньем обиды непрощенной.
Но за мое страданье
Мне песни не дано.
А ведь не все ль равно?
Снести насилье легче, чем желанье.
Найди, о Филомела, каплю счастья
Хотя бы в том, что я терзаюсь страстью.
Твоя земля в цвету, моя - мертва.
24 Вонзаются шипы в мои слова.
перевод А. Шараповой
4 Светлая леди.
Где любовь, где яства ее столов?
Где глаза, смотревшие сквозь туманы?
Где уста? Теперь они вместо слов
8 Дарят мне раны.
Где теперь бесценный любви привет?
Где лицо, что солнце мне затмевало?
Где восторг и чудо? Ужель их нет?
12 Чувства не стало.
Жить ли в рабстве у чувств, что ушли давно?
Бренно слово, гибнут мечта и слава.
Ныне мне возмездье принять дано
16 Чашу отравы.
Что за слово нимфа произнесла?
Как ничтожны рядом слова поэта!
Я не знал, что гибелью мне была
20 Участь дуэта.
Новой боли в сердце не зарони,
Встреть меня улыбкой, когда приду я.
А уйти замыслила - так верни
24 Все поцелуи.
Ты, как нектар, в пищу душе дана.
Волю неба вижу в твоей победе.
Нимфа, к чести женщин ты рождена,
28 Светлая леди.
перевод А. Шараповой
На мотив:
Basciami vita mia
Желанье, спи, - бормочет Красота,
Усни, дитя, твой крик сжимает грудь.
3 Дитя кричит: Уйди, ты не даешь уснуть!
Усни, дитя, сомкни твои уста
Кровать мягка, и ты покоен будь.
6 - Уйди! Твоя любовь мне не дает уснуть.
Постой, малютка, грудь моя пуста.
Дай только молоку наполнить грудь.
9 Дитя кричит: Ну нет! Я не могу уснуть!
перевод А. Шараповой
На мотив испанской песни:
Se tu senora по dueles de mi
Тебе, о сладкая, дана.
Музыкой душа полна.
То была чужая речь,
То, что ты сейчас слыхала,
Ибо потерявший жало
Должен бездыханным лечь.
Слово яд, и слово лгало.
В нем проклятье и вина.
10 Музыкой душа полна.
Все тембры красоты, вся глубина
Тебе, о сладкая, дана.
Музыкой душа полна.
Юность красотой живет
Музыка живет аккордом.
Так, аккорд твоих красот
Разрешился в гимне гордом.
Я живу в сознанье твердом:
Стоишь песен ты одна.
20 Музыкой душа полна.
Все тембры красоты, вся глубина
Тебе, о сладкая, дана.
Музыкой душа полна.
Если кто-то - о ответь!
Высшей тайной осененный,
Встретил на земле мадонну
Разве может он не петь?
Взор небесно-благосклонный
Мне дано прозреть до дна.
30 Музыкой душа полна.
Все тембры красоты, вся глубина
Тебе, о сладкая, дана.
Музыкой душа полна.
Что скрывает этот миг
Под веселою личиной?
В сладкой песни лебединой
Смерти явен жуткий лик.
Пусть мне смерть грозит кончиной.
О любви поет струна.
40 Музыкой душа полна.
перевод А. Шараповой
Четыре следующих сонета были написаны в дни,
когда лицо Возлюбленной поэта поразила болезнь.
О порча жизни, адских врат изгой,
Чудовище по имени Недуг!
Тот горько плачет над своей судьбой,
4 Кто вышел из твоих проклятых рук.
Как опытный грабитель, прячешь ты
В чужом добре свой мерзостный порок:
Ее лицо - обитель красоты
8 Избрать своим пристанищем ты мог.
Она была предметом всех похвал,
А ты хотел, расчетливый злодей,
Чтобы огонь божественный пылал
Над пятнами жестокости твоей.
Но чем сильней ее глаза влекут,
14 Тем более ты ненавидим, плут.
перевод А. Шараповой
О горе мне! Мой дерзостный язык
Владычице моей послал недуг:
В моем недужном сердце вырос крик,
4 Хвалу и скорбь сведя в единый круг;
О, как хвалил я этот нежный рот,
И этот властный взор - любви очаг,
И грудь, к которой припадал Эрот!
8 И ножки (ножки!), их победный шаг.
Меж тем недуг подслушал, как ей льстят,
(Он извинить мне этого не мог),
Он к ней слетел, желанием объят,
И дивное лицо лобзаньем сжег.
Я слишком захвалил ее, любя.
14 Недуг, она не стоила тебя
перевод А. Шараповой
Злосчастья гость, приниженности друг,
Брат немощи, приемыш нищеты,
Дитя проклятья - мерзостный недуг,
4 Ты был низринут с горней высоты.
Но как ты смел соприкоснуться с ней,
Вломиться в двери к чистой красоте,
Чья скромность - щит надежный от страстей.
8 Чьи чувства недоступны суете?
Какое мужество, какая власть
Тебя подвигли? Или демон злой
Нашептывал тебе, какую масть
Ты должен выбрать козырем, изгой?
Но раз она твоя - найди запрет,
14 Чтобы она не говорила "нет".
перевод А. Шараповой
"О злой недуг", - твердят ее уста.
Да знает ли она, какой разор
Постиг людей? Как гибнет красота?
4 Или она не знает до сих нор,
Что люди в страхе опускают взор,
Увидев, что она давно не та,
И там, где красоту похитил вор,
8 Сулит печаль земная суета?
Но мудрость в ней блистает красотой:
Она в уродстве не находит зла,
И, дорожа не телом, но душой,
Она любовь и истину спасла.
В ее глазах недужен только тот,
14 Кто о своих недугах вечно лжет.
перевод А. Шараповой
На изображение смежившего глаза голубя.
Ne mi vuol vivo e ne mi trahe d"impaccio
Вот голубь. Чужд свободе, чужд неволе,
Вершит он свой полет, глаза смежив,
Ища спасенье в высоте, доколе
4 Паденьем не закончится порыв.
Мой разум - тот же голубь. Сладкой боли
Небесное блаженство ощутив,
Он сброшен с высоты. Не оттого ли
8 Он сам не знает, мертв оп или жив?
И все же на крылах воображенья
Он к образу, незрелому как плод,
Летит, слепой, пока изнеможенье
И раны не прервут его полет.
Ты счастлив, голубь, к рабству непричастен,
14 И я не раб ее, но я несчастен.
перевод В. Швыряева
Эдвард Дайер
Когда огонь, дотоле неизвестный,
Принес на землю с неба Прометей,
Сатир поцеловал цветок прелестный,
4 Манящий мнимой кротостью своей.
Почувствовав укус внезапной боли,
Истошным визгом оглашая дол,
Спасенья он искал в реке и в поле;
8 Со временем недуг его прошел.